Источник: Dragon Age Wiki
Здешний свет
неправильный. Он слишком жёлтый. Слишком яркий. И он исходит откуда-то сверху.
На мгновение я осознаю, что не могу понять, почему это так меня удивляет.
Солнце… оно было там всегда, так ведь? Что же это за воспоминания?
В моих
воспоминаниях появился мир. Тень. Я маг. Не раз я проводил время в этом месте
из моих воспоминаний. Это земля тумана и снов. И я был прав, свет тут другой,
он исходит из пола и стен, а не рождается в одном-единственном источнике. Но
никогда я не был тут более чем гостем. Почему этот мир неожиданно стал казаться
мне домом? Что ещё я не
могу вспомнить?
Я сел, и
свет стал ярче, затем слабее и только потом стабилизировался. Болезненная
пульсация снова стала раскалывать мне голову, и, чтобы она прекратилась, я, не
задумываясь, направил частичку маны в направлении источника боли. Пульсация
унялась, когда магия начала действовать, успокаивая и охлаждая. Я попытался
подумать. Начнём с самого простого. Моё имя. Как меня зовут?
Я Андерс.
Я
Справедливость.
Раньше я не
сталкивался с такими сложностями...
Неожиданно я
вспомнил. Голос Справедливости, мой голос, говорящий со мной через истлевшее
лицо того тела, что он однажды занимал. «Время пришло. Ты открыл мне
несправедливость, что больше любой виденной мной. Хватит ли у тебя мужества
принять мою помощь?»
Я знал, что
он предлагает.
Для того,
чтобы оставаться в материальном мире, ему необходим носитель, тело, в котором
он сможет жить долгие годы, а не разлагающийся труп. Если я смогу дать ему это,
он отдаст мне всё, что есть у него, всё что есть он сам. Вместе мы сможем
превратить Тедас в мир, где правит справедливость, а не страх.
Мир без
Круга. Без храмовников. Мир, где каждый маг может постигать все глубины своего
дара и при этом возвращаться домой с наступлением вечера. Мир, где ни одна мать
больше не будет вынуждена прятать своего ребёнка… или терять его из-за страхов
соседей. Где магию видят как дар Создателя, а не как проклятье.
Такой мир
почти невозможно представить. Круг, храмовники, они определяли мою жизнь,
сколько я себя помню. Мне было не больше двенадцати, когда за мной пришли. Мама
плакала, когда на моих запястьях замкнулись кандалы, однако мой отец был рад
избавиться от меня. После пожара в амбаре он боялся. Он боялся не того, что я
могу сделать, нет, он боялся меня, боялся, что моя магия это наказание
Создателя за какие-то грехи, что он когда-то совершил.
Я всегда
знал, что не сдамся. Я никогда не смог бы стать таким, каким меня хотели видеть
— угодливым, покорным, признавшим свою вину. Но до того, как появился
Справедливость, я был один. Я никогда не думал ни о чём кроме своей собственной
возможности сбежать: Где мне спрятаться? Сколько пройдет времени, прежде чем
они отыщут меня?
Теперь сами
эти мысли вызывают у меня отторжение. Почему столько других должны страдать
взаперти, когда я на свободе? Почему Круг до сих пор существует? Только потому,
что так было всегда и в Церкви исказили слова Андрасте так, чтобы казалось, что
она желала видеть магов узниками? Почему в этот затхлый мир ни разу не
приходила революция?
«Он идёт». Голос, приближается. Кто-то, кого я
знаю. Серый Страж.
- Что, во
имя Создателя, с ним произошло?! - По всей видимости, их там двое. Я не знаю обладателя
второго голоса.
- Он просто
сошёл с ума. Его глаза начали светиться… Даже его проклятая кожа потрескалась,
и стало казаться, что внутри он пылает. И всё продолжал бредить о чём-то вроде
несправедливости и революции. Я думал, что мне придётся прикончить его словно
бешеного пса, но этого делать не пришлось, он просто упал ничком на пол.
- Проклятые
маги.
Я попытался
встать, открыть глаза и встретиться с ними лицом к лицу, как то подобает
мужчине, а не той жёваной гарлоками размазне, которой я себя ощущал. Теперь я
могу их видеть. Это Ролан. Конечно это он. Та цена, которую мне пришлось
заплатить за тот акт щедрости, что проявили Серые Стражи, когда приняли меня в
свои ряды, буквально вырвав из лап храмовников. Он был одним из них до тех пор,
пока церковь, в которой он служил, не была разрушена порождениями тьмы, и он не
почувствовал что служба Стражем может стать его призванием. Никто не говорит,
что это произошло быстро и просто, но как только храмовники угомонились со
своими возмущениями, он сразу же плотно вошёл в ряды Стражей. С тех самых пор
на каждое задание нас отправляли вместе. Это ясно как день, что храмовники
послали его, чтобы Ролан мог наблюдать за мной.
Что же он
мог увидеть такого, что ему стало ясно, что я одержим вследствие своего
договора со Справедливостью?
Как только
он вошёл в комнату, что-то внутри меня проснулось, и мне подумалось, как сложно
Справедливости влиять на тело, что все ещё принадлежит живому разумному
существу. Но это тщетный вопрос, потому как его мысли — это мои мысли, и он —
это я, и я уже не очень уверен в том, какой именно вопрос я задал себе всего
пару мгновений назад.
Ролан стоит
прямо передо мной. Белый грифон на его доспехе сливается в моём поле зрения со
стально-серым символом пламенеющего меча на доспехе его спутника, и мне
становится болезненно ясно, что Ролан предал меня.
- Стражи
приняли решение, что мы не можем укрывать у себя одержимого, - говорит он, его голос полон
самодовольства, и больше мне не нужно ничего слышать. Он привёл ко мне, к нам,
храмовников, и это то, чего мы так долго ждали.
Я не вижу
себя, когда меняюсь, только смотрю на отражение в их глазах и слышу их крики
ужаса. Я делаю выпад и сильверит не столько ломается, сколько взрывается дождём
из капель раскалённого металла. Меч плавится и стекает по груди храмовника, а я
делаю следующий выпад, что приносит с собой волну испепеляющего пламени и
сжигает его лицо, оставляя за собой лишь обугленные кости. Горят деревья… горит
шатёр… горит всё вокруг.
Ролан всё
ещё на ногах, я чувствую запах лириума, выпитого им, что спас его от взрыва. Но
он напуган. Я вижу, что его щит дрожит, и что он уже готов в панике убежать, и
тут у меня в сознании проносится мысль «Что же я такое?», ибо не видел я в его
глазах такого ужаса, даже когда он встречался лицом к лицу с одержимыми и
матками.
И тут его
меч оказывается у моей груди, и я позволяю ему пронзить меня, ведь это лишь
сталь, а она не может мне повредить, ибо не смертен я. И когда меч проникает в
плоть по рукоять без какой-либо ответной реакции, он сдается. Он
разворачивается и бросается бежать, и сзади я срываю голову с его шеи, и это не
магия, это просто я, что бы это сейчас ни значило. Его кровь забрызгала моё
лицо и на вкус она была как выдержанное вино, и тепло растеклось по моему телу.
Он ненавидел
меня, и он мёртв. Он боялся меня, и он мёртв. Он охотился за мной, и он мёртв.
Они все
умрут. Каждый храмовник, каждая святая сестра, кто встанет на пути нашей
свободы, умрут страшной, мучительной смертью, и смерть эта станет нашим
топливом. Мы восстановим справедливость. Мы получим отмщение...
И внезапно я
один, стою в горящем лесу с телами храмовников и стражей у моих ног. Так много,
и я даже не знал, что они были тут. Не знал, что убил их, но свидетельства
этого повсюду вокруг меня. Не последствия битвы, нет, это следы бойни, где на
земле лежат оторванные конечности и куски рваной и полусъеденной плоти.
Это не
справедливость. Это не тот дух, что был моим другом и стал мной. Во что же он
превратился? Во что превратился я? Мы должны выбраться отсюда. Мне больше нет
места с Серыми Стражами.
Есть ли вообще место для меня в этом мире?
